Владимир Путин ответил на вопросы на пленарной сессии Международного дискуссионного клуба «Валдай».
Некоторое время назад Вы выступили, с моей точки зрения, с очень важной инициативой о продлении на год договора со стратегическими вооружениями Соединёнными Штатами. На Западе эта инициатива в основном замалчивается. Но всё-таки я боюсь быть излишне оптимистичен, будем всё-таки надеяться, что здравый смысл возобладает, и на год этот договор будет продлён, ваша инициатива будет принята. Но возникает вопрос, что будет дальше?
Владимир Путин:
Мне очень трудно сказать, что будет дальше, потому что это не зависит только от нас. Если американская администрация согласится с нашим предложением, то что будет дальше в течение года — я знаю, а что будет за этими рамками — трудно сказать. Диалог непростой. Мы знаем подводные камни этого диалога.Во-первых, у нас появилось много современных высокотехнологичных систем оружия. Возьмём, например, тот же «Орешник» — не «Орешкин», а «Орешник». Совсем недавно мы показали, что подобные виды вооружения не являются стратегическими. Теперь слышим, некоторые эксперты в США говорят, что это всё-таки стратегическое оружие. Надо с этим разобраться. Я сейчас не буду вдаваться в детали, но с этим нужно разбираться. Это, конечно, требует времени.
У нас появилось другое гиперзвуковое оружие — «Кинжал», «Авангард» и, в целом, межконтинентальные системы. Могут появиться и другие системы. Мы ничего не забыли из того, что планировали. Работа идёт, результаты будут. Вот это — первая часть.
Вторая — тактическое ядерное оружие. Там говорят о стратегическом, но тактическое-то какое тактическое? Оно в разы мощнее, чем то, что американцы сбросили когда-то на Хиросиму и Нагасаки. Там 20 килотон, что ли — а тут в разы больше. Это тактическое оружие имеет свои подводные камни. Мы нигде его не размещаем — кроме, по сути, Беларуси. А у американцев оно по всему миру, в Европе, в Турции, где только нет. Но у нас его больше. Это правда. С этим нужно разбираться.
Есть много вопросов, с которыми нужно разбираться. Мы знаем, что есть люди в США, которые говорят: «Нам не нужно никакого продления». Если им не нужно — нам тоже не нужно. В целом у нас всё в порядке. Мы уверены в своём ядерном щите, мы знаем, что нам делать завтра и послезавтра. Не нужно и не нужно — если посчитают, что не нужно.
Третий аспект — международный. Нам всё время говорят: «Уговорите Китай, чтобы он тоже включился в систему ограничения стратегических наступательных вооружений». Почему мы должны это делать? Кто хочет подключить Китай — договаривайтесь с Китаем. Мы-то при чём? Но если Китай надо подключать, то почему тогда оставить за скобками ядерный потенциал Великобритании и Франции? Они же члены НАТО. Тем более что Франция хочет предоставлять свой ядерный зонтик всей объединённой Европе. Как так — не учитывать? То есть там много сложных вопросов, которые требуют кропотливой проработки.
Если хотят на год зафиксировать статус-кво, мы готовы и хотим этого. Не хотят — так не надо. Да, у нас паритет есть сегодня. У американцев больше подводных лодок, но количество ядерных зарядов на этих лодках примерно одинаковое. У них больше атомных лодок стратегического назначения, у нас чуть поменьше — но у нас больше многоцелевых, и они тоже имеют серьёзную роль в общем зачёте. У нас есть Ракетные войска стратегического назначения — специалисты знают, что такое РВСН. У нас в этом смысле всё хорошо. Уровень современности у нас выше, чем в любой другой ядерной стране мира — мы над этим работали долго и напряжённо. И, повторяю, уровень современности у нас очень высокий в войсках с техническим назначением.
Мы готовы взять паузу и вместе с американскими коллегами поработать. Если они посчитают это целесообразным — хорошо. Если нет — не беда. Но это последнее, что в мире есть с точки зрения ограничения стратегических наступательных вооружений.
Владимир Путин (на вопрос о ядерных испытаниях):
Кое-кто готовит эти испытания. Мы это видим, знаем. И если они произойдут, мы сделаем то же самое.
